Первый — неизбежная высокая трагедия любой жизни. Мы смертны, и этого (пока) не изменишь, а иногда ещё лишены любви, что близко к временной смерти. Это идёт ледяной нитью в видео о Лии, который Николай смотрит на телефоне, в памяти о первой жене Николая, в разбитой на куски жизни самой Лии — "Я люблю тебя" говорит Николай и смертельный ответ Лии — "Я знаю". Она поливает цветы на окне, смотря в Белое море, и это единственный момент, когда становится тепло, когда есть надежда на что-то. Эти цветы сметает ковш экскаватора, когда стены домика прогибаются внутрь.
Вторая — те страшные колодцы, которых здесь через край. Герои идут между ними с первого и до последнего кадра. Страшно оскорбляет Лию её приёмный сын Рома. Бессильно сидит с винтовкой Николай, который чудом не выбежал с ней бить влёт мэра. Со смертью играют ребята на скользких камнях водопада над вертикальным обрывом. С Калашниковым наперевес бежит пьяный ГБДДшник смотреть, как "чужой дядя тетю Лию душит", и звучит очередь. Герои всё время в одном шаге от чего-то страшного, от того, чтобы ударить друг друга в лицо, а не верит здесь никто и никому, даже мужу или подруге.
И наконец — Лефиафан — жизнь под Крёстным Отцом. Ты можешь жить пока чего-то не захочет кто-то над тобой. Лицемерная ложь и "глаза в стол"(С). А наглость победителя в секунду сменяется липким страхом, когда он вспоминает, что те, кто выше, могут сделать то же самое с ним. Удалось бы героям распутать своё, если бы не было Отца на портретике? Вряд ли. Здесь это лицо просто факт, такой же ледяной и твердый, как дорога в –20C. Это часть ледяной пустыни, где всё проверяется и ломается быстрее, а поэтому легче показать то, что вечно. Левиафан про любую жизнь, в любой стране — а оттого, что это показано тут, всё просто становится и быстее, и острее и неизбежнее.
Да разве могут дети юга,
Где розы блещут в декабре,
Где не разыщешь слова «вьюга»
Ни в памяти, ни в словаре,
Да разве там, где небо сине
И не слиняет ни на час,
Где испокон веков поныне
Всё то же лето тешит глаз,
Да разве им хоть так, хоть вкратце,
Хоть на минуту, хоть во сне,
Хоть ненароком догадаться,
Что значит думать о весне,
Что значит в мартовские стужи,
Когда отчаянье берёт,
Всё ждать и ждать, как неуклюже
Зашевелится грузный лёд.
А мы такие зимы знали,
Вжились в такие холода,
Что даже не было печали,
Но только гордость и беда.
И в крепкой, ледяной обиде,
Сухой пургой ослеплены,
Мы видели, уже не видя,
Глаза зелёные весны.
Очень интересно Звягинцев объяснил один из самых загадочных моментов фильма:
Смерть Лили — это самоубийство?
Вот тут как раз я не настаиваю. Я никому не отвечаю на этот вопрос, потому что внутри кинотекста достаточно пищи и для версии о заказном убийстве, и, конечно, для версии о самоубийстве.
А приятно их видеть вместе — Лию и Дмитрия — таких живых и обнимающихся...
Комментариев нет:
Отправить комментарий