Проверенная фирма с мировым трендом "Муромский краснодеревщик" прислала Путину лакированный гроб, исполненный в лучшей традиции Палеха: красные розочки на черном фоне под самовар. Особенно удалась готическая надпись "200" по левому борту (дизайн студии Лебедева).
Путин сидит рядом с открытым ящиком и проверяет уровень скорби осиротевшей челяди. Тренировка к финальному параду идет вторые сутки. Путин режиссирует, кому с какого бока подходить, какую мимику изображать. Сироты стараются вовсю, но строгий начальник сухим слезам не верит, о чем и вопит каждые пять минут по Станиславскому. Приходится выжимать настоящие, а это удается, только если представить свою казнь в деталях.
В зале царит организованное столпотворение. Члены Госдумы норовят заехать локтем по соседу, имитируя давку и одновременно сводя счеты за проигранного дурака. Меньше всего у них получается последний поцелуй с покойным, который как бы в коробке. Поцелуй должен выглядеть в прямом смысле воздушным, потому что Путин контролирует со стороны, меряя линейкой длину вытянутых губ. Оказывается, по-настоящему раскатать губы никто толком не умеет.
Больше всех позволяют себе министры – катаются по земле, рвут волосы свои и на соседе, но по глазам видно, что судорожно подсчитывают выгоду от свалившегося на голову сиротства.
Михалков-младший зачитывает оду "200 лет как одна копеечка", найденную в архивах старшего и написанную на пару с Солженицыным, который сам давно, но по-прежнему с нами. Все синхронно рыдают.
Жирик притащился трезвый, как врач-нарколог. В руках совок металлурга, в совке три кило грязи с дороги. Говорит, таков обычай в папенькиной деревне – землю в окоп скинул и с погоста в баню! Пусть земля тебе будет в пух и перья, дорогой председатель колхоза, а нам еще жить две недели.
Исполняется отходняк Мендельсона на слова Розенбаума. На строчке: "Видишь это все последний раз", Путина прошибает скупая мужская сопля, – и оператор кремлевского ТиВи спешно закрывает объектив рукой, чтобы не смущать юбиляра.
Тащат закрытый паланкин с женской особью, все гадают: кто на это раз? Судя по запаху – Кабаева, по дрожащим носильщикам – все же Няша-Мяша Крымская. Лицо Путина непроницаемо – как спереди, так и сзади.
Путин занят, он колко сканирует физии скорбящих: "Кому оставить 360 личных миллиардов?" Не южно-корейским же внукам. Тем уже написано завещание с подробной инструкцией по отжиму Самсунга на примере Юкоса. Если не дураки – не пропадут.
Запускают народ. Народ, как всегда, прет с гармошкой. Приходится объявить по стране трехдневные поминки с акцентом на сдержанность. Проверено, патриотический траур сплачивает и мобилизует по полной!
Враги меж тем не очень ликуют, потому что знают, что Путин – птица-пеникс, из пыли вылезет, своим отомстит, чужим кулаком помашет, за ликование воздаст особо.
Но траурный праздник в который раз портит Песок. В самый торжественный момент, когда салют и возложение венков от братвы и Европарламента, он бросается плясать камаринского и вопить благим матом: "Свободен! Теперь я буду думать сам! Свободен!" Никто его не останавливает, это уже проходили: сейчас он очухается, потому что давно разучился, и вернется, как побитый пес, в шеренгу.
Наконец Путин поднимается с табуретки и объявляет: "Потехе время – работа не волк". И все возвращаются к кремлевским будням. Что там у нас с Украиной?
2ля1:4го:1:57//
Комментариев нет:
Отправить комментарий